Я знаю, что будет, когда истечет срок «народного ультиматума». Все змагарыши сядут на диету – назло маме. Потому что белорусское им покупать запретили, а остальное либо дорого, либо невкусно.
Рабочие в курилках с интересом поспорят про судьбу Дылевского: дадут ему место на варшавской вилле? Или все же – на завод: «працуй, хлопе»?
Забастовки? Какие забастовки? Там у себя в Варшаве бастуйте, любопытно взглянуть на результат.А отморозки, перекрывающие дороги, попадут в больницы. Отметеленные либо водителями, которым все это уже поперек горла. Либо силовиками, которые теперь уже жалеть не будут – по убедительной просьбе тех же водителей. Впрочем, больничка для таких «мирных протестантов» может показаться еще и хорошим вариантом.
Но будет и еще кое-что. Если вам тоже интересно, поехали в Брест, прямо на границу.
С той стороны погранпереход празднично украшен большими плакатами: «Баба с возу – кобыле легче!» на польском и литовском, «Il y a peu d'honnêtes femmes qui ne soient lasses de leur métier» (Мало честных женщин, которые не устали бы от профессии) на французском и «Kinder! Küche! Kirche!» на немецком. Ждут рвущийся на родину революционный штаб. Поскольку само возвращение обставлено как «Drang nach Osten», перевода не требуется, всем все понятно.
С нашей стороны Буга слышен неразборчивый рев. «Цо они крыча?» – спрашивает один пан у другого. «Нибы хца з повротем свое гуайдо», – отвечает другой. «Нех бьора. Нье ма гдзе сложичь власно».
В Бресте собирается гуайдиный электорат. На обочинах стоят машины с двойными баками для соляры, из окошек весело машут блоками сигарет. У всех в карманах – визы, справки о строительных специальностях, нет только налоговых деклараций. И никогда не было. Пара озлобленных пенсионеров тоже тут: их вечное бормотание во дворах уже вконец достало соседей, а здесь, среди своих, можно всласть оторваться.
Отдельно стоят противники строительства аккумуляторного завода. Они считают, что нужно строить завод по производству батареек. И ничто в мире не способно их переубедить. Вокруг летают голуби: за лето они нашли друг друга. Одинаково мыслят, одинаково гадят, одинаково привычны.
На окраине Тересполя чуть не плачут, обнявшись, Милинкевич с Санниковым. Их не узнали и проехали мимо. Причем проехали дважды: сначала повезли «народный ультиматум» к границе. А затем оттуда автобусной колонной повалили тутбайцы и нашенивцы, полицае-партизаны и подтрибунные подголоски, с семьями и барахлом. Среди которого почему-то особо запомнились «гумавыя боты», привязанные веревкой к дыньке.
Никто не подобрал, ни один не заметил, даже не узнали… эмиграция удалась. И слезы ручьем.
Провожать гуайдиху к границе приехал только бывший термист Дылевский, остальные варшавские белорусы заняты делом – делят арендную виллу. У них есть мечта: стать богатыми за одно поколение. Целый ученик самого Бальцеровича, говорит, специально для этого приехал. И правда обидно: мотолькоподобные вон уже стали на «народных» пожертвованиях, нас-то Бог умом тоже не обидел?
Поляки усмехаются: обидел, панове, обидел. Просто вы необидчивые.
На бывшего термиста с нежностью глядит с пенсии Валенса: я тоже, будто говорит он, был электриком. И сотрудничал. И рушил. «Солидарность» – это вам не просто профсоюз. Это – инструмент, как раз для нас, бывших рабочих.
«Куда направляемся?» – спрашивает наш пограничник. – «В Гомель». – «Цель визита?» – «Достать второй мужнин тапок. Он его заховал так, что и не нашли. А теперь вот понадобился». – «Зачем?» – «Ну, надо как-то жестче быть. А в одном тапке плохо получается». Пограничник понимающе хмыкает и уходит…
Незаметно наступает зима. Пограничник не возвращается, а зачем? И без того понятно. Все расходятся по домам, «нах остен» засыпает «нах снегом»…
Весной гуайдиха найдет своего гуайду, и они заживут мирно и счастливо. Птенцы наконец увидят материнскую ласку. А про «народный ультиматум» никто и не вспомнит. Его вытеснит вкусный запах котлет.
Под него почему-то вспоминаются стихи, которые надо читать активистам на ночь: «Не слушай внутренний свой голос. Он тут снаружи не бывал».
Свежие комментарии